"...Вавилон славился цветущим состоянием искусств, выделыванием драгоценных тканей, ярких красок, отличных золотых, серебряных и медных изделий. Таково-то было некогда великое и знаменитое Славянское Ассирийское племя, нравы и обычаи которого носят тот же обще-Славянский характер. Одно указание Геродота есть важнейшее в сем отношении, именно: при описании им обычая у Вавилонян продажи красивых девиц тем, которые вступали с ними в брак, и вырученные за них деньги давались в приданное НЕКРАСИВЫМ, БЕДНЫМ девушкам, он говорит, что такой точно обычай находиться у Венетов Иллирийских. Это указание послужило мне средством к объяснению Ассирийских имен, приемущественно при помощи нынешнего Иллирийского, или Далматского языка. После этого понятно, почему в обрядах Малороссийской свадьбы, родной брат продает новобрачную, или молодую княгиню ее жениху. Употребление этих денег не доведено однако до конца в обряде, следовательно, он еще в глубокой древности у нас затерян; но без сомнения, некогда эти деньги давались на приданное непригожим, бедным девицам. Нестор пишет, что Славяне Русские одни покупали невест, а другие уводили, похищали, конечно, для того, чтобы не платиться. Таким образом, похвальный устав Ассирийцев у нас давным давно позабыт; и только в уцелевших о нем свадебных обрядах остался один неопределенный намек. Брачный закон о продаже КРАСИВЫХ невест для составления приданного НЕПРИГОЖИМ, или имевшим природные недостатки, имел мысль уравнивания прав женщин при всуплении в брак: каждая из них по красотк ли, по достатку, или богатству, имела право на любовь или внимание своего мужа, как говориться, имела у него вес; он не имел права ни в чем ее упрекать и жена была тогда в равных в ним правах. Равенство прав и даже чрезмерная свобода женщин выявилась и в самом вероисповедании Вавилонян: каждая из них, раз в жизни, неприменно должна бвла принести жертву богине любви Милитте, предавшись за деньги, вне храма ее, в объятия иностранца. Эти деньги почитались священными и шли в пользу храма. О несколько сходном женском гостепреимстве и у нас кое-где удержались в народе обычаи, например: по рассказам очевидцев, в Архангельской губернии весьма приятно путешествовать; в Малороссии, в некотрых местах, есть тоже что-то подобное. Должно полагать, что у Славян, в древности, понятия о правах и свободе женщин были совершенно на других началах образованы, нежели у Греков, Римлян, Арабов, Китайцев и прочих народов; что эти права согласно поддерживались и отстаивались всем прекрасным полом и что только в последствии времени, когда просранные Славянские государства мало по малу были покоряемы другими народами или подчинялись их нравственному влиянию, тогда уже от них везде отказались, по невозможности противодействия или сопротивления преобладавшему общественному мнению. Квинт-Курций ( кн.V, I), описывая пиршества Вавилонян, говорит:"Персидские цари и вельможи любят на пиршествах забавляться играми". Наши великие князья удельного периода с боярами и дружиною тоже любили пировать при звуках музыки и пения. - Далее Квинт-Курций пишет: "При начале пиршеств, тамошние (Вавилонские) женщины по наружности являют милую скромность; когда праздник становится веселее, они начинают забывать то, чем одолжены стыдливости, и снимают свои верхние одежды, а после сбрасывают с себя даже все платье и остаются совсем нагими. Не одни прелестницы предаются подобному позору, но все жены и дочери людей "знатнейших" фамилий: это они считают долгом вежливости и самого прияного обращения". Из этого повествования мы видим, что Вавилоняне вовсе не препятствовали женщинам, даже знатнейших фамилий, выявлять на пиршествах вполне свою красоту, и конечно, недовольные из них могли только при этом раз сказать: чтож прикажете нам делать, ведь это Амазонки, так уж у нас искони заведено первейшими мудрецами и законодателями наших обычаев. - Если Квинт-Курций вполне прочел бы пред Вавилонянками свой о них отзыв, то конечно получил бы в ответ нечто подобное этому:"Удивляемся вашему опрометчивому обо всех нас мнению; вы смешали под один итог и бедных разоренных Персиями Вавилонян, которым, в их безвыходном положении, остается один тольео порок, и высшее образованное наше сословие, которое по своему довольству, еще сохраняет чистоту древних нравов. Вы сильно ошибаетесь о нас при взгляде на эту наготу нашу, среди друзей наших, на пиршествах, посвещенных "божествам" любви и дружбы, но не таковым, как вы себе их представляете. Вслушайтесь получше, в этом разе, в наши гимны и песни и в собственное наше с вами обращение, и вы тогда убедитесь, что наша красота и непорочность посвящается небу, а не вам; вы только, к сожалению нашему, зрители того, чего не можете представить великим, безукоризненным, высокоизящным и обворожительным; не можете представить потому, что ПОРОЧНЫ ваши помыслы, которыми доказываете, что женщина у вас рабыни и служанки, которые, по неволе, должны с вами делить только одни восторги и упоения любви, а не на правах равенства человека пользовться всеми ее невинными, "небу понятными" сторонами. На таких ваших правах и понятиях мы, конечно, перед вами ничтожные прелестницы, но ничуть - перед Великим нашим Творцом, создавшим между женщиною и человеком третью любовь во всем ее величии и блеске, и вся вина наша состоит в том, что эта любовь у женщин обитает в своих высоких первообразах, а вы, как темные люди, на нее клевещете." |